Любовь в эпоху инопланетян - Страница 52

Когда в наш монастырь потянулся народ, я ушел в лес и поселился в дупле многовекового дуба… И там в дупле я тоже молился и спасался…

И даже туда к дубу стали приходить люди, зеваки, и смотрели на меня, и улыбались… Кто думал, что я святой, а кто думал, что я сумасшедший…

Люди не могли понять меня, и я бежал из дупла…

В глухом и диком лесу я нашел на дереве заброшенное орлиное гнездо и поселился в нем…

Я питался лесными травами, орехами и рябиной, и пил родниковую воду…

Я спасался и молился, и меня никто не знал, и я тоже никого не знал…

Я жил один на один с Богом и нам с ним было хорошо…

Я ему молился, а он тихо мудро и благоговейно молчал…

Было ощущение, что он что-то ждал от меня, но чего… Я ведь молился, я постился, я голодал и мучал себя своими костылями…

Я спал на них постоянно просыпаясь, иногда костыли проваливались сквозь гнездо и я падал на ветки, иногда с дерева…

Так однажды я свернул себе шею…

И с тех пор я гляжу только в одну правую сторону, и смеюсь, и плачу, не понимая, зачем я искал себе в этой жизни лишения, неужто для того, чтобы быть святым, или чтобы увековечить свою веру в Бога…

Так, я понял, что Богу достаточно одной только веры…

А спасаться от кого и от чего, ведь мы все равно умрем, и только после смерти можем войти в Царство Божие…

Так Бог наказал меня за мое же тщеславие…

Теперь я уже не прятался и не спасался от людей, но был им совершенно не нужен, как впрочем, и они мне… И только встретив однажды женщину и навсегда поселившись в ее дьявольском лоне, я неожиданно понял, за какое наслаждение и счастье нас карает Бог… И почему карает…

Ведь погружаясь в женщину, мы совершенно позабываем о Боге…

И не молимся ему… А он обижается и поэтому карает нас…

А поэтому молитесь ему хоть иногда и думайте о нем, и он вас обязательно простит, а если и покарает, то не так строго…

Главное, верьте и вам воздастся по вере вашей…

А не верите, все равно Он вас за все простит, простит и пожалеет…

Главное, любите друг друга, любите и размножайтесь…

Охота на любовников моей жены

У нее были роскошные ноги, но я не писатель и не мог их описать и поэтому я в нее постоянно проникал. Я не смог бы описать эти безумные проникновения. Не смог бы передать те самые вечные, страстные ощущения, всплески бурного океана во время шторма, этот несущий нас в абсолютную неизвестность ветер.

Я не чувствую себя обязанным продолжать описание нашего ночного полета в небо, в бездну, во Вселенную, куда угодно, даже на тот свет, ибо и там в ней, в ее лоне я был везде сразу, ибо ничего не видел и видел сразу все, только в виде одной ослепительной вспышки с небесным громом, криком, стоном и даже странным тонким писком.

Этот писк очень испугал ее, я даже не хотел о нем писать, но я не пишу выдуманных вещей и не пытаюсь врать и тем более об этом.

Все, что я пишу, это правда.

Я пискнул как мышка и это ее испугало, и развеселило одновременно.

Она смеялась с испуганными глазами, а потом я читал ей вслух Библию, Песню песней Соломона…

И она светилась как Суламита, Суламифь, словно я читал ей не признание Соломона, а свое признание…

И она даже плакала, а я опять с крика переходил на писк, как будто я – великий писатель неожиданно для себя превращался в графомана, но это ее веселило, а в меня вселяло надежду на то, что мы будем вместе всегда…

Так мы и поженились, но неожиданно у нее появилось болезненное влечение, кошмарное пристрастие к алкоголю и она каждый день напивалась, а я ее бил и ненавидел себя…

Со временем она из мести стала мне изменять, и тогда я отлавливал у нас в доме ее любовников и избивал их вместе.

Обычно любовники плакали раньше, чем она.

Она была сильной женщиной.

Многих любовников я делал инвалидами, одного даже выбросил в окно и он переломал себе ноги, но никто из них не жаловался ни на ноги, ни на челюсти и другие разбитые части тела, ибо все были женаты и боялись огласки…

Некоторые из них даже приносили мне деньги как плату за молчание, даже тот, который на костылях, и тот приперся, и я спокойно брал у них деньги, и всегда, когда брал, ужасно глупо переходил с крика на тоненький девичий писк, чем немало удивлял этих идиотов, идиотов, которые проливали свое семя в ее лоно, и я после этого должен был любить ее, постоянно пьяную, беззаботную и равнодушную ко всему, потому что у нее были роскошные ноги, а я не писатель, и никак не мог их описать, как и наше ночное безумие…

Что еще можно прибавить к этому многословному, пустому и совершенно бесполезному описанию своей жизни.

Я женился не на человеке, не на женщине, а на ее роскошных ногах, на тех самых ночных безумиях, которые происходили с нами всякий раз, стоило только в темноте притронуться к ее необычайно прекрасному телу…

Сама моя жена считает это болезнью. Но, кажется, я не один такой…

Многие мужчины сходят с ума от своих жен, они потому и женились на них, что не могут обойтись без этого ночного безумия, когда их крик неожиданно превращается в тонкий девичий писк, за который можно простить даже любовников своей милой жены…

Ну, если ты сам полакомился этим сладостным блюдом, то почему другие не имеют права прикоснуться к нему…

Но нет, я их ненавижу и всегда буду бить, и только когда что-нибудь поломаю им, я смогу их простить и даже принять от них деньги в качестве моральной компенсации за адюльтер, и сдается мне, что я не один такой несчастный и обманутый, нас много и все мы с рогами, и поэтому так ненавидим чужих самцов украдкой наслаждающихся с нашей женой…