А однажды я его выкрал и долго любовался им…
Я изучал его как самого себя и как тайну Вселенной…
И в нем я видел свой грех и плакал…
Я уже просил прощения не у нее, а у ее стеклянного глаза, который теперь стал моим божеством…
Только в психушке у меня отняли этот глаз и я неожиданно вернулся к нормальной жизни…
Моя жена меня любит, а моя одноглазая фурия иногда выслеживает меня и хватает где-то посреди улицы и уводит к себе…
И там у себя она вставляет себе новый стеклянный глаз и пригвождает меня им к своему несчастному лону, а я плачу и ничего не могу поделать ни с ней, ни с собой, и уж тем более с ее новым стеклянным глазом… Аминь!…
Меня зверски пытали, но я ничего не говорил…
Главный врач и он же – палач с гордостью залепил мне затрещину, потом сделал быстро укольчик, а когда спустя какое-то время я очнулся, то я вдруг неожиданно почувствовал, что я теперь не я, а она, то есть баба…
То есть мой противник, чтоб дезориентировать меня и полностью ликвидировать политически, превратил меня в женщину…
Причем, в весьма яркую и очень экстравагантную женщину с весьма похотливой улыбочкой, зовущей, исключительно к любовному усердию…
Да уж за бабой, а уж тем более за такой никакая политическая сила, и уж тем более партия не пойдет…
Я пришел к своим, но меня не узнали, да еще побили за наглость…
Нет, недаром евреи говорят, что наглость – это второе счастье…
Действительно, русский народ самый наглый в мире, сам себя обворовывает, сам себя по тюрьмам разбрасывает, и сам же себе морды переиначивает…
Как мне, например, вместо моей мужичьей бабью присобачили, а с баб какой спрос, они ведь по молодости уже все в пеленках да в засранных памперсах прозябают… Или по кабакам от тоски нам мужикам отдаются…
У них ведь, не жизнь, а самая настоящая малина, то есть каторга!…
Поэтому их политики всех времен и народов и презирают, и если уж какая баба добралась до политического олимпа, то ее обязательно кто-то умный скинуть назад норовит, вроде как баба с воза вон, кобыле, значит, стране, легче!
Вот так я и заделался никчемной бабою… Страдаю день-ночь, отдаюсь кому попало, направо-налево, ибо на моем накрашенном и отутюженном кем-то личике ничего кроме сексуальной потребности не расписано…
Это мои враги, нарочно, чтоб злодейски унизить меня, дали мне такую блудодейскую наружность…
И брожу теперь я по Москвам-кабакам, да напиваюсь в стелечку и ложусь с любым бонвианом в постелечку…
А внутренность моя политическая гложет меня изнутри и спать мне ни часу не дает, а как же там наши-то, да почему это я не с ними, и не борюсь, на фиг, за правду-матку нашу еврейско-русскую-то?!
И зашла я тогда в свою партию разнос делать, чтоб признали меня, сволочи-братья своим, то есть нашенским, а те глазки повылупили на меня, как закричат, да как зашумят, да как трахнут меня, да ничем-нибудь, а моим же былым портретиком, который только-то и остался от меня…
И стало мне горько-прегорько…
И пошла я тогда отдаваться всем подряд…
А сама иной раз во время оргазма и вскрикну что-нибудь эдакое революционное… Типа: Эх, дубьи-и нушка-а-а! Ух-не-е-ем! Эх, зе-ле-на-ая! Сама пойдет! Сама пойдет! Вот так я и стала секс-революционеркою!
Теперь всех, кто со мной спит, за мою же родную партию агитирую!
Уже больше тысячи мужиков набрала!
Вот что, значит, родиться со звездой во лбу, аль с орлом, в России ведь, что ни звезда, то орел, а что ни орел, то звезда какая-то видится!
Поэтому недолго мешкая, да бедрами шевеля, я уже по другим городам, да кабакам поскакала, разъезжаю себе и в ус не дую, да и там народ на постелях за истинной правдой призываю!
Ведь, мне дураку или дурехе, уже на все наплевать, все по фигу, хоть бы с моей бывшей мордой, хоть бы с бабьей, а все равно я борюсь за правду-матку нашу еврейско-русскую-то и стремлюсь из всех своих искусственно бабьих сил в него, в наше светлое, а значит, и великое будущее!…
Моей целью было добиться ее как девушки, а нет, так и черт с ней…
И ходил я за ней по пятам везде, оглашенный…
Куда она, туда и я, как бычок на привязи…
А она, волшебница моя, глазищими своими так и сверкает, так и зыркает на меня, так и посматривает, подмигивает и смеется, а голосок у нее точно струнка какая звенящая, аж в самое сердце меня бац и навылет…
Как поглядит, так у меня сердце-то и обмирает…
За сердце хватаюсь, глаза закрываю, а ее уже и след простыл…
И так каждый божий день… С ума сойти можно и не проснуться!
А тут подошел ко мне приятель мой, Сепов, и говорит: И фигли ты из—за нее с ума сходишь, хочешь, она сама за тобой как шавка побежит?!
– Да, ты, что, говорю, сволочь такая, мою деву ненаглядную позорить вдруг вздумал?!
– Да, нет же, – машет рукой Сепов, – просто бабка моя кого хошь, заговорить может…
– Да, ты что?! – удивляюсь я, – и много она берет за это?!
– Да сколько тебе не жалко! – смеется Сепов…
И пошел я за ним к его бабке…
Иду, а сам по дороге свои медяки считаю…
Отдал я свои жалкие копейки его бабке, а та меня обматюгала, поплевала мне в лицо, да назад деньги мне в карманы пихает… И выбежал я от нее как ошпаренный… Даже с Сеповым не попрощался…
Бегу, а сам думаю, и чего я, дурак, пожадничал, сразу двугривенный не отвалил! И только я так подумал, как из-за угла на меня волшебница моя ненаглядная вылетает, да как схватит меня изо всех своих девичьих сил, да как начнет аж посреди улицы целовать-миловать… Целует и мурлычит!…